После пожара Нерон построил себе новый дворец под названием Domus Aurea - Золотой Дом. Фактически это был целый город с виллами, парками и озерами, раскинувшийся на 80 гектаров. Прихожая во дворце была такой высоты, что в ней помещалась статуя императора высотой в 36 метров. Покои были покрыты золотом, драгоценными камнями и жемчугом. Потолки были выполнены мозаикой из слоновой кости, в них были специальные отверстия, чтобы рассыпать лепестки роз и впускать благовония. Главная палата была круглой и днем и ночью безостановочно вращалась вослед небосводу, в банях текли соленые и серные воды. Так Нерон решил свой квартирный вопрос. "Когда дворец был закончен, Нерон только и сказал ему в похвалу, что теперь, наконец, он будет жить по-человечески!" (Светоний. "Жизнь двенадцати Цезарей").
После Нерона римляне сделали все возможное, чтобы уничтожить память о нем. Золотой дом был перестроен императором Титом. На месте озера, где Нерон совершал лодочные прогулки, легко уместился Колизей!
Похоже, что постройка Domus Aurea доконала римлян: взбунтовались войска в Азии и Африке. Преторианцы не стали защищать императора. Нерон бежал из Рима и с помощью раба покончил жизнь самоубийством. Его последними словами были: "Какой великий артист погибает!"
Рим при свете красных фонарей.
Когда, при императоре Августе, проституция уже проникла в Вечный город, Овидий меланхолически заметил:
"Платы не ждет ни корова с быка, ни с коня кобылица,
И не за плату берет ярку влюбленный баран,
Рада лишь женщина взять боевую с мужчины добычу,
За ночь платят лишь ей, можно ее лишь купить!"
В Риме существовало два обширных класса проституток: легальные, зарегистрированные в магистрате, проститутки и свободные куртизанки. Легальные проститутки занимались своим ремеслом, как правило, в публичных домах - лупанариях, разных классов. Публичные дома были расположены, главным образом, на окраинах, например, в квартале Субура у Целийского моста и в Эквилинском квартале. Исключение им составляли дорогостоящие аристократические лупанарии, разместившиеся прямо в центре Рима, недалеко от храма Мира.
Народные лупанариии, которые Тертуллиан называет консисториями, представляли собой целый ряд темных комнаток, имевших входную и выходную двери на две улицы. Меблировка такой комнаты ограничивалась тростниковой циновкой или кроватью, занавеской и осветительной лампой, наполненной зловонным маслом. По запаху этого масла, пропитывавшего собой одежду, можно было легко определить побывавшего в этих притонах. На стенах висели грубо сделанные картинки непристойного содержания. У двери консистории был прикреплен указатель в виде Приапа, который красноречиво свидетельствовал о назначении этого дома. Ночью над входом зажигали красный фонарь. Над каждой комнаткой вывешивалась таблица с надписью nuda, когда проститутка была свободна и с надписью occupata, когда проститутка была занята. Тут же была обозначена и плата за ласки. Обычно она составляла от 2 до 8 ассов, при дневном заработке легионера в 10 ассов. Некоторые аристократические лупанарии имели внутренний двор - patio, посреди которого находился фонтан с бассейном или балкон, где собирались обитательницы лупанария в кричащих туалетах с венками из цветов на головах.
Зазывалы (conductores) приглашали клиентов на улице и провожали их в лупанарий. Наряжали, румянили и белили проституток особые служанки - ancillae arnatrices. Другие служанки - aguarioli приносили прохладительные напитки и вино, слуга bacario приносил воду, необходимую для всякого рода гигиенических обмываний. Содержал лупанарий leno, у которого обычно был помощник - villicus. Среди проституток, помимо италиек, было много выходцев из Греции, Египта и Азии. Особым успехом пользовались испанки из Кадикса. Марциал и Ювенал утверждают, что своим искусством они могли возбудить любого.
Когда в лупанарий попадала девственница, фасад лупанария украшали лавровыми ветвями. Девственница стоила значительно дороже и ее покупатель украшался лавровым венком и прославлялся пением и игрой на музыкальных инструментах. Кстати, украшение стен лаврами идет от обычая римлян украшать лавровыми ветвями дверь жилища на следующий день после свадьбы. Похоже, что мнимые девственницы попадались намного чаще, чем подлинные. Луцилий в одной из своих сатир дает новичку такой практический совет: "Бери девушек без всяких гарантий!"
По полицейским правилам проститутки носили особое платье. В отличие от одежды римской матроны, где обнажены были только лицо и руки до локтей, проститутки должны были иметь короткую тунику или тогу с разрезом спереди (togatae). Впоследствии, римские проститутки позаимствовали у азиатских куртизанок платье из прозрачного шелка (sericae vestes) , через которое было видно все тело. В эпоху империи матроны так же усвоили эту моду и свою очередь приняли тот позорный вид, который так возмущал Сенеку. "За большие деньги, - говорил он, - мы покупаем эту материю в отдаленных странах и все это лишь для того, чтобы нашим женам нечего было срывать от своих любовников". Проституткам не разрешалось носить белых лент (vittae tenes), которыми поддерживали прическу девушки и порядочные женщины. Обычно проститутки носили светлый парик или окрашивали волосы в рыжий цвет, а на улице набрасывали на голову капюшон (pelliolum).
Нелегальных проституток (erratica scota) можно было встретить в гостиницах, кабаках, на рынках и в районе Колизея. Нижние этажи булочных, где находились мельницы для помола зерна, также служили приютом для нелегальных проституток. Женщины, занимавшиеся тайной проституцией, т.е. не внесенные в списки эдилов, присуждались к штрафу. Пойманные вторично, они изгонялись из города. От наказания могло избавить поручительство содержателя публичного дома (leno), который узаконивал положение проституток, принимая их в число своих пансионерок.
Из числа проституток выделялись куртизанки высокого ранга (bonae meretries). Их услуги оценивались от 20 до 100 сестерциев. Роскошь, окружавшая этих куртизанок, была подобна роскоши афинских гетер. Эти куртизанки были законодательницами мод, они привлекали к себе представителей аристократии, разоряли стариков и предавались разврату с молодыми. "Некоторые, - пишет Лукиан, - смазывают себе волосы лосьоном, так что они блестят, как полуденное солнце, некоторые красят их в рыжевато-желтый цвет, считая естественный цвет безобразным. Если же они удовлетворены своим цветом, то они тратят все деньги на то, чтобы умаслить волосы всеми благовониями Аравии. Затем они разогревают на небольшом огне железные приспособления, чтобы завить волосы и закрутить их в колечки. Сколько усилий требуется, чтобы уложить их над бровями, для лба почти не остается места!"
По вечерам дорогих куртизанок можно был встретить на улицах Рима, перемещавшихся в особых носилках - октафорах, влекомых восемью слугами. Другие прогуливались пешком с веером в руке, в сопровождении рабов для исполнения поручений. Сеанс любви можно было получить прямо в носилках, задернув занавесь. Замужние женщины следуя примеру куртизанок, также обзаводились носилками. Последнее обстоятельство заставило Сенеку сказать: "Теперь римские матроны возлежат в своих носилках, будто желая продать себя с публичного торга".
Женская проституция дополнялась мужской. По закону она запрещалась только римским гражданам. В зависимости от возраста, мужские проститутки именовались: pathici, ephebi, gemelli. Пальцы этих юношей были сплошь унизаны кольцами, тоги изящно задрапированы, волосы расчесаны и надушены, а лицо испещрено маленькими черными мушками. К другому типу принадлежали мужчины, старавшиеся подчеркнуть свою силу и атлетическое телосложение. Обычно это были гладиаторы или рабы. Именно среди них знатные римлянки искали себе любовников. В шестой сатире Ювенал описывает таких римлянок, ищущих любовных утех с гладиаторами, комедиантами и шутами. Ему вторит Петроний: "Она из числа именно таких женщин. В цирке она равнодушно проходит мимо первых четырнадцати рядов скамеек, где сидят всадники, и поднимается в самые верхние ряды амфитеатра. Там, среди черни, она находит предмет для удовлетворения своей страсти".
Картину римских нравов дополняет историк IV века н.э. Аммин Марцелин: "Возлежа на носилках, вельможи обливаются потом под тяжестью одежд, которые, впрочем, настолько легки, что ветер поднимает их. Так они объезжают улицы, сопровождаемые рабами и шутами. Впереди выступают закопченные дымом повара, за ними идут рабы, прихлебатели, шествие замыкают евнухи с бледными лицами.
Едва зайдя в баню богачи кричат: "Где мои прислужники?" Если здесь случайно находится какая-нибудь старуха, в былое время торговавшая телом, они бегут к ней и пристают с грязными ласками. Вот вам люди, предки которых объявили порицание сенатору, поцеловавшему свою жену в присутствии дочери!
Путешествия свои они обставляют с роскошью Цезаря и Александра. Муха, севшая на позолоченное опахало, или луч солнца, проникший сквозь отверстие в зонтике, способны привести их в отчаяние.
Народ не лучше сенаторов. Он пьянствует, играет в карты и погружается в разврат. Цирк - его дом, храм и форум. Старики клянутся своими морщинами и сединами, что государство погибнет, если такой-то наездник не придет первым, ловко взяв препятствие. Привлеченные запахом яств, эти властители мира бросаются в столовую своих хозяев вслед за женщинами, кричащими, как голодные павлины".
Единственной целью римлян становились удовольствия, празднества, цирковые игры, еда и разврат. Как писал Ювенал: "Чуждые нравы пришли вместе с бесстыдной корыстью, и расслабляющее богатство роскошью гнусной сокрушило нам жизнь".
Брак без мужней власти (sine manu) становился общеупотребительным. Супруги по новым законам были равноправными субъектами. Старые традиции отходят в прошлое. Напомню, что раньше невеста не сама переступала порог дома мужа, а ее переносил муж. "Видимо, это отголосок древнего похищения сабинянок: ведь первые жены римлян были похищены и не сами вошли в дом, так и покинуть его могут, только если их к этому вынудят. Так и у нас в Беотии, сжигают перед дверьми ось повозки, показывая этим, что невеста должна остаться в доме, так как ей не на чем ехать назад". (Плутарх. "Римские вопросы").
При совершении брачного обряда невеста говорила: "Где ты - мой Гай, там и я - твоя Гая!" Смысл этих слов был: "Где ты - хозяин, там и я - хозяйка!" Имена Гай и Гая использовались как самые ходовые. В русском варианте это бы звучало, наверное, так: "Где ты - мой Иван, там и я - твоя Марья!"
В соответствии с новыми законами, женщина становилась независимой, т.е. эмансипировалась от мужа. По древним римским законам муж, заставший свою жену с любовником, был обязан убить и ее, и любовника. В противном случае, он сам осуждался за сводничество (lenocinium). В позднее время нравы значительно смягчились. По закону Августа от 18 году н.э. "Об обуздании прелюбодеяний" (Lex Iulia de adulteriis coercendis) муж обязан был донести об измене в магистрат и развестись с женой. Любовникам устанавливалось наказание в виде ссылки на острова (relegatio in insulam). Чтобы обойти закон, почтенные римские матроны стали регистрироваться проститутками, получая, таким образом, разрешение на легальный разврат (licentia sturpi). Об этом, наряду с Тацитом, говорит Светоний: " Были бесстыжие женщины, которые отрекались от прав и достоинств матроны, сами объявляли себя проститутками, чтобы уйти от кары закона". Такова была эволюция стыдливой и полной достоинства римской матроны! Таково было воздействие легальной проституции на римскую семью!
Теперь перед римской женщиной встал непростой вопрос о том, как избежать нежелательных последствий своего блуда. Римлянки знали о существовании "залетных дней", применяли они и прерванное половое сношение. У врача Сорана можно прочитать о вагинальных тампонах, пропитанных неким клейким веществом, замедляющим скорость сперматозоидов и стягивающим шейку матки. Другие, рекомендуемые римскими эскулапами меры, были явно неэффективны. Так некий Аэтиос из Амиды советует: "Носи с собой кусок утробы львицы в шкатулке из слоновой кости - это очень помогает". По рецепту Плиния, помогает "мышиный помет, применяемый в виде жидкой мази". В другом месте Плиний рекомендует смазывать бедра женщины "кровью, взятой из клещей на коже дикого черного быка". Сначала, однако, надо было поймать быка :)))
Больший эффект давали альтернативные формы сексуальной близости, широко практикуемые в Риме. Об этом можно прочитать в "Послании к римлянам" апостола Павла (1:26-27): "Бог отдал их в жертву позорным страстям потому, что женщины изменили природный способ сношения с мужчиной другим, который противен природе. Равным образом и мужчины отказались от естественного способа сношения с женщиной и воспылали порочной страстью друг к другу".
Широко применялись и аборты. Обычно изгнание плода осуществлялось путем применения плодогонных средств. Если эти средства оказывались неэффективными, приходилось прокалывать плод смертоносным железным стержнем.
В отличие от современного матриархата, где детоубийство приравнивается к неприятной медицинской процедуре, в Риме аборт официально считался уголовным преступлением. По римским законам, идущим еще от "Законов XII таблиц", еще не родившийся, но зачатый ребенок признавался субъектом права. Например, в случае смерти отца, при разделе имущества, неродившийся ребенок также являлся законным наследником. Текст закона гласил: "Кто примет плодогонное средство, даже без преступного намерения, ссылается на рудники, если она бедна. Богатые ссылаются на остров и часть их имущества конфискуется. Если результатом выпитого лекарства явится смерть матери и ребенка, то виновный наказывается смертью".
Овидий пишет: "Женщины, зачем вводить в свое чрево смертоносное орудие, зачем давать яд ребенку, который еще не жил?" Говоря о первой женщине, которая сделала аборт, Овидий восклицает: "За эту борьбу против природы, она заслуживает смерти: ей хотелось избежать появления нескольких складок на животе!"
Тем не менее, вытравливание плода стало обычным делом для римских нравов и проводилось почти открыто.