О старых римских нравах можно судить по тому, что в 275 году до н.э. цензоры исключили из сената дважды консула Публия Корнелия Руфа только за то, что он завел у себя серебряную посуду!

Еще одна зарисовка о том, что называлось римскими нравами. В 458 году до н.э. войска эквов и сабинян окружили римлян. Сенат решил назначить диктатором Луция Квинкция Цинцинната. Это заслуженный воин, но человек скромного достатка и в тот момент не у дел. Вот как описывает Тит Ливий момент приглашения диктатора в Рим для спасения отечества: "Об этом полезно послушать тем, кто уважает в человеке только богатство и полагает, что честь и доблесть ничего не стоят, если они не приносят ему сокровищ. Последняя надежда Рима - Цинциннат владел за Тибром участком земли. Копал он канаву или пахал - мы не знаем. Только точно известно, что послы застали его за обработкой земли. В ответ на просьбу нарядиться в тогу, чтобы выслушать послание сената, Луций Квинкций велел жене Рацилии скорей принести тогу из их лачуги. Когда он, отеревши пыль и пот, оделся и вышел к послам, те радостно приветствовали его как диктатора и, описав в каком страхе пребывают воины, призвали в Рим". Явившись в город, диктатор собирает новое войско и ведет его на выручку окруженным. Ночное сражение. Враги, оказавшиеся между двух огней, разгромлены. Цинциннат с трофеями возвращается в Рим и через 16 дней после своего назначения слагает диктаторские полномочия, чтобы вернуться на свое поле.

Помимо притока огромных богатств, Рим получает и то, что мы назвали бы культурной экспансией со стороны покоренной Греции. Римская религия, столь похожая почитанием предков на конфуцианство, претерпевает удивительные изменения. Юпитера стали ассоциировать с Зевсом, Юнону - с Герой, Минерву - с Афиной, Марса - с Аресом. Население римского Олимпа стремительно растет: появляется Аполлон - бог Солнца и покровитель искусств, дева-охотница и богиня Луны Диана, покровитель торговли Меркурий, бог моря Нептун, обожествленный греками Геркулес, мечущий любовные стрелы Амур. Нашлось место и божеству финикийско-сирийского происхождения Адонису, и восточной матери богов Кибеле, и, полюбившейся римским женщинам, египетской богине плодородия Исиде. Приап из сельского божка, следящего за чистотой родников, трансформируется в божка-покровителя плодовитости. Он стал изображаться по типу греческих сатиров - волосатым человеком с козлиными ногами и рогами, обязательной принадлежностью фигуры которого был убедительных размеров половой член. Вакх из покровителя виноградников становится подобием греческого Диониса. Наконец, появляется богиня любви и заболеваний, передающихся половым путем - Венера. Ранее римляне обходились только богиней плодородия Церерой. Первый храм Венере был открыт в Риме 23 апреля 181 года до н.э. День открытия храма позже римляне стали отмечать, как День проституток.

Венера - это та же греческая Афродита. Каждый культурный человек что-то припоминает о Венере-Афродите, рожденной из пены морской. Только пена эта была розового цвета. В греческой мифологии один из титанов - Кронос по наущению своей матери Геи решает оскопить своего отца Урана, чтобы прервать его бесконечную плодовитость. Оскопив своего отца серпом, Кронос бросает отрезанные чресла в море. Именно из этой, взбитой морем до пены, крови и спермы и рождается Афродита. Через два века после описываемых событий римский поэт Вергилий напишет: "Выбирая богов - мы выбираем себе судьбу".

Тех римлян, которые открыто восхищались всем греческим, стали называть эллинофилами. В Риме распространяются греческие обычаи брить лицо и возлежать за столом, до этого римляне за столом сидели. В тот же период в Риме получают распространение ночные служения богу Вакху - вакханалии.

"Сначала в их таинства были посвящены немногие, но затем доступ к ним становился шире и для мужчин, и для женщин. Чтобы завлечь больше людей, обряды стали сопровождать попойками и пиршествами. И так как вино разжигало желания, а смешение под покровом ночи мужчин с женщинами и подростков со взрослыми позволяло забыть о стыдливости, стал набирать силу всевозможный разврат, в зависимости от вкусов и склонностей каждого. Дело не ограничилось растлением женщин и благородных юношей: из той же мастерской порока стали распространяться лжесвидетельства, поддельные печати и завещания, клеветнические доносы, отравления и убийства родных - такие, что подчас не оставалось для захоронения даже трупов. Много преступного делалось хитростью, но еще больше - насилием. Долго насилия удавалось скрывать, так как крики насилуемых и убиваемых, звавших на помощь, заглушались воплями и завываниями, грохотом барабанов и звоном литавр" (Тит Ливий. "История Рима").

Видя, какой размах приняли вакханалии, римский сенат принимает решительные меры. Консул Постумий Альбин по поручению сената выступает перед собранием народа в Риме: "С некоторого времени по всей Италии, а теперь и у нас в Городе справляют в разных местах вакханалии. Не сомневаюсь, вы знаете об этом не по слухам, а по грохоту и завываниям, которые по ночам оглашают весь Город. Но я уверен, что никто из вас не знает, что такое вакханалия. Одни думают, что это обряд богопочитания, другие видят в них дозволенные игры и увеселения, но все думают, что в вакханалиях участвуют немногие. Что касается числа участников вакханалий, оно исчисляется многими тысячами.

Было бы полбеды, если бы они предавались только разврату и тем позорили бы только самих себя, по крайней мере, их сердца и руки были бы чисты от преступлений и обмана. Однако никогда еще наше государство не взращивало в себе столь опасную язву, ибо за последние несколько лет не было такого преступления или обмана, источником которого не служили бы вакханалии!

Сенат поручил мне и моему коллеге чрезвычайное расследование этого дела и мы полны решимости выполнить свой долг!"

Святилища Вакха по всей Италии были уничтожены, 6000 участников вакханалий были отправлены под суд, большая часть из них казнена, вакханалии были запрещены на все грядущие времена.

Зло было решительно искоренено, нравственная римская традиция на время взяла верх.

Цензор Марк Порций Катон и женщины.

Распространение культа Вакха удалось пресечь. Но стремление к плотским наслаждениям и вкус к роскоши все пышнее расцветали в высшем обществе Вечного Города. Этому примеру на своем, неизысканном уровне, следовало простонародье. Во имя сохранения могущества Рима, сторонники традиционной умеренности и суровости быта объявили падению нравов войну. У поборников традиционных римских ценностей был достойный полководец - Марк Порций Катон.

Родился Катон в 234 году до н.э. Он принадлежал к древнему, но не знатному плебейскому роду. Как истинный римлянин, главным своим призванием Катон полагал военное дело. Еще семнадцатилетним юношей он отличился в войне с Ганнибалом. В двадцать лет он, уже в качестве военного трибуна, сражался у Марка Клавдия Марцелла под Сиракузами. В 204 году до н.э. Катон, в качестве квестора, разоблачает своеволие и непомерные траты Сципиона, будущего победителя Ганнибала. В 195 году до н.э. Катон, будучи консулом, усмиряет взбунтовавшуюся Испанию. В 191 году до н.э. Катон, в качестве военного трибуна, участвует в Сирийской войне. В 184 году до н.э. мы встречаемся с Катоном - цензором, гонителем роскоши и ревнителем римских традиций.

Хотя о суровости нравов Катона и его друга Фульвия Флакка всем было хорошо известно, римляне предпочли именно их прочим соискателям. Это избрание вызвало всеобщий ужас в высшем кругу римской аристократии. Цензоры за "недостойный образ жизни" исключили из сената семь человек (в их числе двух консуляров), так же было уменьшено количество всадников. Предметы роскоши были оценены в десятикратную стоимость и обложены особым налогом. Катон приказал уничтожить трубы, с помощью которых была проведена вода из городского водопровода в дома и сады патрициев, снес строения частных лиц, занимавших часть государственной земли.

В результате Катон "стал ненавистен как тем, кому из-за роскоши пришлось терпеть тяжелые подати, как равно и тем, кто из-за тяжелых податей отказался от роскоши". (Плутарх. "Сравнительные жизнеописания"). Зато по словам того же Плутарха, Катон снискал себе широкую популярность в народе. В храме богини Здоровья ему поставили статую с надписью: "За то, что, став цензором, он здравыми советами, разумными наставлениями и поучениями снова вывел на правильный путь уже клонившееся к упадку Римское государство".

Катон с самого начала "был недоволен настроениями, проникающими в Рим, опасаясь, как бы юноши, обратив в эту сторону свои честолюбивые помыслы, не стали предпочитать славу речей, славе воинских подвигов". (Плутарх. "Сравнительные жизнеописания").

Нетерпимость Катона распространяется и на проникновение в Рим произведений греческого искусства. В них он видит соблазн и угрозу римскому духу и религии. Катон говорит: "Вот привезли мы статуи из Сиракуз, а ведь это беда для Города, поверьте мне! Как это ни удручает, но все чаще слышу я о людях, которые восхищаются разными художествами из Коринфа и Афин, превознося их и так и эдак, а над глиняными богами, что стоят на крышах римских храмов, смеются. Ну а по мне эти благосклонные к нашему Городу боги много лучше и они, надеюсь, не перестанут благоволить к нам, если оставим их на местах". (Тит Ливий. "История Рима").

Тит Ливий подробно описывает знаменитый спор о женских украшениях, происходивший в 195 году до н.э.

Предыстория спора такова. В 215 году до н.э., в разгар II Пунической войны, в Риме был принят Оппианов закон, названный так в честь трибуна Оппия. Закон запрещал женщинам иметь больше полуунции золотых украшений, носить дорогие цветные платья и ездить в парных экипажах. Четырнадцать лет спустя война окончилась, но прошло еще шесть лет, прежде чем в 195 году до н.э. возникли попытки отменить Оппианов закон. Консерваторы были против отмены закона, и дебаты затянулись на много дней. Казалось, что попытки изменить законодательство обречены на провал, но тут вмешался женский фактор, столь неуловимый ранее в истории Рима. "Ни авторитет, ни скромность, ни приказы мужей не могли удержать замужних женщин дома. Они наводнили улицы Рима и подступы к форуму. Каждый день толпы женщин росли, потому что женщины приезжали в Город даже из провинций". (Тит Ливий. "История Рима"). Когда женщины напали на двух трибунов, наиболее резко настроенных против отмены закона, это было уже чересчур!

"Я покраснел от стыда, - гневно восклицает в сенате Катон, - несколько минут назад пробивая себе дорогу через толпы женщин, чтобы добраться сюда! Если женщина хочет о чем-то заявить, ей следовало сделать это в домашней обстановке, обращаясь к своему мужу. Женщины неуправляемы, нельзя вручать им поводья и ожидать, что они не перевернут колесницу. Они хотят полной свободы или, прямо говоря, полноправия!"

Далее Тит Ливий пересказывает пространную речь Катона по этому поводу.

"Если восторжествуют они сейчас, - говорит Катон (в то время консул), - то на что они покусятся после? Посмотрите законы! Ими наши предки старались обуздать своеволие женщин и подчинить их мужьям, а вам все равно едва удается удержать их в повиновении, даже связанных такими узами! Если вы будете уступать им одно право за другим, так что, в конце концов, они сравняются с мужчинами, неужели вы думаете, что мы сможем терпеть их? Едва станут они вровень с вами, как тотчас окажутся выше вас!"

"Если одной не дозволено то, что дозволено другой, - продолжает Катон, обращаясь к женщинам, - может и в самом деле есть повод испытать унижение и гнев, но если все вы будете выглядеть одинаково, то какая же из вас может опасаться, что на нее не так посмотрят? Стыдно казаться скупой или нищей, но ведь закон избавляет вас и от того и от другого - он запрещает иметь, чего у вас и так нет. "Вот как раз с таким равенством я и не желаю мириться, - скажет богачка. - Почему мне не позволяют привлечь к себе взоры обилием золота и пурпура? Почему бедности разрешено прятаться под сенью закона и многие делают вид, будто имеют то, чего на самом деле у них нет? Ведь если бы не закон, все увидели бы их нищету!" Неужели хотите вы, квириты, чтобы женщины похвалялись одна перед другой роскошью? Чтобы богачки старались добыть украшения, недоступные другим? А те, что победнее, выбивались бы из сил, чтобы не подвергнуться презрению за свою бедность? И, конечно, как только женщины станут стыдиться того, что вовсе не стыдно, они перестанут стыдиться того, чего нужно стыдиться на самом деле! Если средства женщины позволят ей, она купит то, что захочет, а если у нее не будет денег, она пойдет за ними к мужу. Достоин жалости бедный муж, даст ли он ей денег или нет. Ибо, если у него не найдется денег, они найдутся у другого мужчины".

Однако трибун Валерий не разделял таких пессимистических представлений о будущем брачных отношений в Риме. Катон говорит, что если закон отменят, мужчина не сможет управлять своей женой. "Ничего подобного, - отвечает Валерий, - пока муж женщины жив, она никогда не захочет потерять свою зависимость от него. Та свобода, которую они обретают, когда умирают их родители или когда они остаются вдовами, - это то, чего они больше всего на свете хотели бы избежать. Все, чего хотят женщины, это справедливости! Пусть они не расстраиваются по пустякам! Изящество, украшения и красота - это достоинства, которыми награждена женщина!"

Катон предостерегает: "Вы не раз слышали от меня сетования на расточительность женщин, на расточительность мужчин, не только простых граждан, а даже должностных лиц. Два порока враждебных один другому - скаредность и расточительность, подтачивают наше государство. Они, как чума, сгубили великие державы. Чем лучше и отраднее складывается судьба нашего государства, чем шире оно раздвигает свои пределы, а ведь мы уже в Греции и в Азии входим в обильные, полные соблазнов края, овладеваем сокровищами царей, тем страшнее мне становится! Может статься, что не богатства эти начнут служить нам, а мы станем прислуживать богатству!"

Не знаю, что было неприятнее выслушивать женщинам: откровенные нападки Катона или снисходительный тон выступлений Валерия? Катон проиграл: закон Оппия был отменен.

Двести лет спустя, историк Валерий Максим заметит, что мужчины, отменившие этот закон "не имели представления о степени расточительности, до которой доведет неудержимая женская страсть к новым модам, и о крайностях, до которых дойдет их бесстыдство после того, как однажды им удалось попрать законы".

Сам Катон говорил, что "предпочитает быть хорошим мужем, чем знаменитым сенатором". Образ жизни его был крайне прост, никаких трат на роскошь и комфорт не допускалось. В его доме не было ковров, стены остались неоштукатуренными. Обычный стол Катона отличался непритязательностью и умеренностью, только в случае появления гостей, допускались некоторые излишества. Катоном восхищались многие, но мало кто хотел ему подражать.